Проходит всего несколько дней, и тот же Лодж выступает в штате Виргиния. На сей раз его слушают не негры, а куклуксклановцы и «рыцари Колумба». И что же? Лодж, отвечая на их вопросы, клянется, что никогда не обещал «сделать министром чернокожего».
Одна из американских газет, комментируя этот случай, напомнила о такой пикантной подробности из жизни Лоджа: когда в том же 1960 году, то есть как раз накануне предвыборной кампании, потребовалось местечко для его подросшего сына, кандидат в вице-президенты добился увольнения с поста помощника министра негра Уилкинсона. Его пост занял Лодж-младший.

Что же говорили своим избирателям кандидаты в президенты о тревожной, волнующей всех проблеме войны и мира? Ничего вразумительного. Ни Кеннеди, ни Никсон не предложили конкретной программы укрепления мира, всеобщего и полного разоружения, ликвидации остатков колониальной системы, сотрудничества между государствами на основе принципов мирного сосуществования.

Впрочем, сенатор Кеннеди весьма строго осуждал своего соперника. «Правительство Никсона и Эйзенхауэра балансирует на грани войн», «Никсон тоскует по револьверному курку», «Никсон может пойти на риск войны»,— говорил он.

Все это правильно. Но что же надо сделать, чтобы пляска на грани войны кончилась, револьверный курок не спускался, а угроза военного риска рассеялась? Американский народ до сих пор не услышал от своего президента ответа на эти жгучие вопросы.
Поразмыслив о предвыборной дуэли Кеннеди — Никсон, газета «Уолл-стрит джорнел» пришла к такому выводу: «Это не только глупо, но и печально. Пустые театральные представления всегда играли немалую роль в любом политическом сезоне Америки. Но в нынешнем сезоне этим пустым представлениям отведено центральное место. Избиратели не получают ответа на свои вопросы... Мы присутствуем при кризисе лидеров».

Кризис лидеров в самой мощной стране капитализма. Симптоматический недуг для одряхлевшего строя! Шумом и трескотней предвыборного спектакля официальная Америка хотела бы затушевать эту прискорбную для себя истину.

Авраам Линкольн

Около 100 лет назад Авраам Линкольн завещал своему отечеству стать страной, в которой правят для народа и через народ. Нет, не для народа, а против него правят в Соединенных Штатах.
И не с участием народа, а помимо него направляют там кормило государственного кора***.

Как безжалостно растоптаны в современной Америке заветы великого президента!

КОТЛЫ И ПОЗОЛОЧЕННЫЕ пилюли миссис Догерти

«Окно в Америку» поражает необыкновенной жад- . ностью богачей и в то же время легкостью, с какой они бросаются миллионами долларов ради своей прихоти.

Газеты однажды сообщили: «Дочь миллионера- нефтяника Ханта, зарабатывающего 200 тысяч долларов в день, миссис Догерти не удовлетворяют нью- йоркские моды. Она регулярно, дважды в неделю, летает на самолете в Париж за новыми платьями».
Однако, можете быть уверены, миссис Догерти не даст ни цента слепому или голодному, который стоит у магазина с протянутой рукой.

Клиника для кошек и собак в Нью-Йорке.

По соседству с алюминиевым дворцом Организации Объединенных Наций строили высотное здание, тоже из алюминия, стали и стекла и тоже с установками эркондишн. Чтобы расчистить место для него, было снесено много домов, в которых жили рабочие и низкооплачиваемые служащие. Сотни семей оказались без крова, было пролито много слез в поисках нового жилья в перенаселенном Манхэттене.

И вот небоскреб построили. Кто же стал его обитателем? Трудно поверить, но факт: собаки. К подъезду подкатили шикарные «кадиллаки», доставившие мохнатых пуделей, подстриженных под львов, и изнеженных кошек, разодетых в нейлон. Это крупнейшая в мире клиника для собак, объевшихся пирожными и страдающих несварением желудка, и кошек, страдающих насморком или бессонницей.

Около миллиарда долларов в год тратит Америка миллионеров на лечение и украшение собак и кошек — больше, чем составляет годовой бюджет таких штатов, как Вайоминг, Невада и Вермонт, вместе взятых.

...Когда «кадиллаки» сворачивают с 52-й улицы к клинике для собак, в том месте, где в полуразрушенном здании размещается один из пунктов «Армии спасения», у которого с утра до вечера стоит длинная очередь безработных ньюйоркцев, собаки начинают злобно лаять. Кухня «Армии спасения», отдающая всеми запахами даровой похлебки, не по вкусу четвероногим пассажирам лимузинов.

Корпункт газеты «Известия»

Миллионеры-филантропы не очень-то щедры, когда дело касается котла «Армии спасения». Тем не менее желтые газеты поют дифирамбы в адрес миллионеров, финансирующих эти котлы.

«Во время кризиса тридцатых годов в Нью-Йорке не было котлов»,— заявляют эти газеты. О, они правы! Котлы «Армии спасения» — новое достижение столицы американского капитала со времени кризиса тридцатых годов. Только никого они, между прочим, не спасают. Судьба обездоленных по-прежнему тяжела.

Корпункт газеты «Известия» находился на Парк-авеню— одной из фешенебельных улиц Нью-Йорка, где живут состоятельные американцы. Может быть, поэтому мы получали ежедневно много писем не только от официальных организаций, но и от различных обществ и частных лиц. Многие письма почтальон вручал пачкой, затянутой резиновым жгутом. Особенно пухлыми были пачки накануне праздников.

Один внешний вид конверта говорил о его содержании. «Пожалуйста, помогите нам!» — эта фраза набрана крупными буквами на всех конвертах. С просьбой о помощи обращаются отдельные граждане и общества, объединяющие престарелых, слепых, калек и всех тех, кто не может прокормить себя.
Вот некоторые из просьб. «Нью-Йоркское общество помощи нетрудоспособным взрослым и детям- калекам» информирует о том, что только в одном Нью-Йорке насчитываются тысячи американцев — взрослых и детей, которые могут умереть с голоду, если им не будет оказана помощь. «Пожертвуйте, сколько можете!» — пишет общество в своем обращении.

Благотворительная организация «Марш гривенников» собирает центы для тех больных детей, родители которых не в состоянии обратиться за врачебной помощью. «Ассоциация слепых», насчитывающая 350 тысяч человек, хочет издать специальную литературу, но не имеет на это средств. «Нью-Йоркский комитет по борьбе с раковыми заболеваниями», обращаясь за денежной помощью, сообщает в своем письме, что в Соединенных Штатах ежедневно заболевают раком 700 человек.

Особенно много писем от американских граждан, достигших пенсионного возраста. «Мы переживаем трагическое время»,— пишут старики, взывая Ь помощи.

Письмо от «Ассоциации ветеранов иностранных войск»

Однажды в канун рождества поступило письмо от «Ассоциации ветеранов иностранных войск» с просьбой оказать помощь ветеранам, которые получили тяжелые ранения на фронте, стали калеками и сейчас не могут прокормить свои семьи.

Вскоре после этого письма в корпункте раздался звонок от президента ассоциации Брауна.

— Мистер Карев, мы послали Вам письмо и надеемся, что Вы положительно откликнетесь на нашу просьбу,— начал разговор Браун.
Отвечая ему, я рассказал, что в Советском Союзе о ветеранах войны заботится правительство, которое обеспечивает им пенсию, работу и все необходимое для нормальной жизни.

— Почему Вы не обращаетесь за помощью к своему правительству? — спросил я Брауна.

— Правительство помогает, но не очень,— ответил он.— Нам оказывается помощь из военных статей бюджета, а они в основном предназначаются для армии и производства оружия. Нам перепадает немного,— пожаловался Браун.

Я посоветовал Брауну обратиться за помощью к миллионерам, о щедрости которых много пишется в журнале «Америка» (этот журнал издается госдепар-таментом специально для заграницы, внутри самой Америки его предпочитают не распространять по той причине, что печатаемые там сусальные и лживые материалы о жизни в Соединенных Штатах могут вызвать лишь недоумение и гнев у американцев).

В трубке — не преувеличиваю — раздалось рычание. Браун негодовал: уж он-то знает, что у миллионеров снега зимой не выпросишь, а журнал «Америка» он послал ко всем чертям.

Беднота Нью-Йорка.

Но оторвемся от писем и телефонных звонков и пройдемся по Нью-Йорку. Тот, кто имеет представление о Нью-Йорке по голливудским фильмам или по журналу «Америка», просто не поверил бы своим глазам, увидев, что творится на улицах этого города- гиганта, особенно в дни праздников.
На Пятой авеню безрукие, безногие, слепые с собаками-поводырями и без них ловят за фалды прохожих, выпрашивая милостыню. Благотворительные общества и всевозможные частные организации помощи нуждающимся построили у крупных магазинов нечто вроде трибун. На них плакаты: «Благослови вас бог по случаю праздника. Пожертвуйте нуждающимся престарелым».

В магазинах у каждой кассы выставлены жестяные банки с той же надписью.
И это происходит в стране, кричащей на весь мир о своем богатстве, на улице, населенной банкирами, управляющими компаний и королями прессы. Это происходит напротив Рокфеллеровского центра, где в банковских сейфах хранятся миллиарды долларов.

В 1962 году исполнилось 27 лет с тех пор, как покойный президент Франклин Делано Рузвельт подписал акт о «социальном страховании» в США. За эти 27 лет правительство и конгресс США — и республиканский, и демократический,— по существу, мало что сделали, чтобы облегчить трагическое положение людей, достигших пенсионного возраста, а таких в США насчитывается 20 миллионов.

Рузвельт ввел законодательство о «социальном страховании» как раз после разрушительного кризиса тридцатых годов, когда трудящиеся Америки переживали невероятные лишения. В то время многомиллионная армия безработных громила магазины, устраивала голодные походы на Вашингтон.
Понимая положение, Рузвельт сделал несколько уступок, в том числе в качестве одного из мероприятий «нового курса» он ввел социальное страхование некоторым категориям рабочих. Согласно акту Рузвельта рабочие в основных отраслях промышленности, которым исполнилось 65 лет и которые проработали на производстве всю жизнь, могли рассчитывать на пенсию в 15 долларов в месяц.

В настоящее время те же категории рабочих при тех же условиях могут рассчитывать на пенсию в 33 доллара, то есть значительно меньшую, чем 27 лет назад, поскольку стоимость жизни за этот период увеличилась почти втрое.

Несмотря на то что рабочие, как и другие труженики Америки, выплачивают государству в виде налогов четверть заработной платы, федеральное правительство в своем бюджете (в 1962 году — 90 миллиардов долларов) не предусматривает ни цента на цели социального страхования рабочих и служащих. Так называемый страховой фонд складывается в результате пятипроцентных отчислений из зарплаты рабочего или служащего. Предприниматели также должны отчислять средства в пенсионный фонд. Должны! Однако добиться этого от капиталистов профсоюзам удается далеко не всегда.

Деятельность правительства сводится к тому, что оно лишь выступает в роли «брокера»—посредника между рабочими и предпринимателями.

Таким образом, рабочие и служащие могут рассчитывать на пенсию — мизерную пенсию — в том случае, если они делают отчисления из своей зарплаты. Некоторые рабочие могут получить пенсию большую, чем 33 доллара в месяц, если они отчисляли из своей зарплаты всю жизнь, если они без перерыва проработали 40 или 50 лет, если не были безработными и т. д. Этих «если» столько на жизнен-ном пути американских рабочих, что лишь немногие попадают в категорию счастливчиков.

В послевоенные годы экономические спады 4 раза потрясали Америку. Миллионы рабочих, которые в течение длительного времени не имели возможности что-либо отчислять в пенсионный фонд, были лишены права на получение повышенной пенсии. В последние годы 40 процентов безработных составляли люди 45—65 лет. Предприниматели увольняли их в первую очередь, чтобы не платить за них в пенсионный фонд, и кроме того, из них уже нельзя выжать того, что можно выжать из молодых рабочих.

Пенсионеры в США.

Согласно официальным данным, одинокой чете пенсионного возраста в 1962 году требовалось в Нью- Йорке 3047 долларов, Чикаго — 3366, Лос-Анжелесе— 3111, Сан-Франциско — 3223, Вашингтоне — 3047 долларов в год, чтобы прожить нормально. Пенсия рабочих и служащих, если им удается получить ее, нередко составляет лишь десятую часть этой суммы.

Американский ученый-антрополог с мировым именем — Маргарита Миде, выступая в конгрессе в связи с 25-й годовщиной акта о «социальном страховании», сказала: «Наши престарелые американцы нередко оказываются в таком же положении, в какое когда-то попадали престарелые эскимосы, которых покидали, обрекая на смерть, оставив им немного пищи». И она знает, о чем говорит.

По данным Мичиганского института невралгии, опубликованным в 1961 году, 75 процентов всех само-убийств в Америке совершаются людьми, достигшими пенсионного возраста. Причина? Все та же. «Отчаяние, другого выхода не было»,— констатируется в материалах института.
Трудящиеся-американцы думают о старости как о надвигающейся катастрофе. На помощь со стороны правительства надеяться не приходится, однако и умирать с голоду не хочется, поэтому с юношеских лет каждый стремится скопить на старость. Рабочие и служащие стараются урвать что-то из каждой получки и положить на книжку. Борьба идет за каждый доллар, за каждый цент...

Газета «Нью-Йорк пост» в 1960 году провела опрос пенсионеров в Нью-Йорке, который, по ее словам, «славится своим законодательством в пользу престарелых». Ни один из опрошенных — а газета опросила многих в Бруклине, Бронксе и Квинсе — не мог сказать, что его старость обеспечена. Это были, свидетельствует газета, «рассказы умирающих». Высокая квартирная плата и астрономическая дороговизна медицинского обслуживания — главный бич для престарелых. (Да и только ли для них?) «Это вопрос жизни и смерти»,— пришла к выводу «Нью-Йорк пост».
Вот некоторые примеры, приведенные газетой.

Мужу 68, жене 66 лет. За всю свою жизнь они сумели скопить на старость 8 тысяч долларов. Жена недавно тяжело заболела. Ее положили в больницу, и она пролежала там 13 недель. Все 8 тысяч ушли на оплату операции и обслуживание в больнице. Переехали в трущобный район, так как за прежнюю квартиру нечем платить. Муж работает «мальчиком», разнося посылки, и получает 25 долларов в неделю. Испытывают постоянные лишения.

Женщина 73 лет. Сумела отложить на старость 3200 долларов, но заболела, и все деньги ушли на лечение.
Оплата операции —1800 долларов, остальное — погашение других медицинских счетов.

— Я всю свою жизнь платила государству налоги, а когда меня положили в больницу, то мне пришлось за одну койку платить 25 долларов в день! — возмущенно говорила она корреспонденту газеты «Нью- Йорк пост».— Денег нет. Куда мне деваться?!

Рабочий часового завода, 69 лет, сейчас пенсионер. Живет в трущобном районе Нью-Йорка. Корреспондент застал его в постели, тяжело больным.
— Почему не пригласили доктора? О нет, доктора не для нас. Однажды заболел мой сын, и его положили в больницу. Операция обошлась в 4 тысячи долларов. Мне понадобилось потом 16 лет, чтобы расплатиться с больницей за сына...

Многие лекарства продаются в американских аптеках без рецепта, так как не все больные могут обратиться к врачу. Они часто глотают пилюли по собственному усмотрению, в лучшем случае по совету аптекаря, а последний, естественно, заинтересован в том, чтобы как можно больше сбыть пилюль.

Американцы тратят ежегодно 3 миллиарда долларов на лекарства — больше, чем на госпитальное обслуживание. Фармацевтические компании грабят население в подлинном смысле этого слова.

В конгрессе вот уже который год заседает комиссия во главе с сенатором Кефовером, расследуя «проблему высоких цен» на лекарства в Соединенных Штатах. В 1960 году мне довелось побывать на ее заседаниях. Обрисовалась довольно любопытная картина.

Поочередно назывались компании, производящие лекарства. И все они получают 700, 1000, 7000 и даже 10 000 процентов прибыли на вложенный капитал. Прибыли основных компаний, выпускающих лекарства, составили в том году свыше 2 миллиардов долларов. Откуда же берутся такие действительно баснословные прибыли?

Вот некоторые данные, оглашенные в подкомиссии. Таблетки «Преднисоуна» против заражения крови продаются в 10 раз дороже их себестоимости. Только за одну таблетку, принимаемую при заболевании артритом, американец платит 28 центов, хотя ее себестоимость и накладные расходы составляют всего 3 цента. Себестоимость некоего тонизирующего лекарства —14 центов грамм, а продается оно за 15 долларов.

Выяснилось также, что одни и те же лекарства стоят в Соединенных Штатах в 4—5 раз дороже, чем в Англии, Франции или Западной Германии.
Поистине, когда речь идет об американских лекарствах, слова «позолоченные пилюли» следует понимать в прямом смысле!

Простым американцам, и особенно пенсионерам, не стало легче от того, что конгресс занялся фармацевтической Панамой. Комиссия Кефовера отнюдь не собирается — упаси боже! — посягнуть на законы «свободного предпринимательства». И грабеж продолжается.

Разумеется, не все американские пенсионеры бедствуют, как те, что описаны в газете «Нью-Йорк пост». Есть и такие, которые живут припеваючи. . О них-то правительство заботится.

Обеспечена, к примеру, старость Эйзенхауэра. Несмотря на то что во время президентства он нажил состояние, оцениваемое в несколько миллионов долларов, правительство положило ему колоссальную пенсию — 75 тысяч долларов в год.

Иностранным туристам в США показывают города в солнечной Флориде, где проживают пенсионеры. Это Сарасота, Питерсберг, Палм-Бич, Майами. О, здесь есть что показать! К услугам приезжих шикарные особняки, великолепные рестораны, частные пляжи, яхты и многое, многое другое. Улыбающиеся, довольные лица этих пенсионеров часто можно видеть на обложках таких модных журналов, как «Лайф» или «Тайм», в документальных фильмах и на экранах телевизоров и, конечно, в пропагандистских изданиях, публикуемых госдепартаментом специально для заграницы.

Кто же эти люди? Ушедшие в отставку директора и управляющие компаний, высшие банковские чины, адмиралы и генералы, конгрессмены, агенты федерального бюро расследований. Это слуги монополий— представители профсоюзной верхушки, руководящие работники прессы, телевидения и кино. Монополии и правительство не жалеют средств на таких пенсионеров. Можно не сомневаться в том, что желтые профбоссы типа Мини тоже получат место под солнцем на побережье Флориды.

Американские пропагандисты, охотно разглагольствующие о преимуществах «западного образа жизни», как черт ладана боятся темы о социальном обеспечении в Советском Союзе. Но бывают моменты, когда о ней все же приходится говорить. «Да,— признаются они,— система социального обеспечения в Советском Союзе великолепна, но ее нельзя ввести в США, так как она социалистическая».

Понимая, что такой довод не удовлетворит американских рабочих и служащих, пропагандисты делают радужные прогнозы. Газета «Вашингтон пост» в годовщину акта о «социальном страховании» в США пообещала пенсионерам, что их пенсии через четверть века будут увеличены на 50 процентов. Призрачные обещания, особенно если учесть, что стоимость жизни в США ежегодно растет минимум на 3 процента. Выходит, что через 25 лет пенсии будут не больше, а меньше, даже если номинально они будут выше на 50 процентов.

БЕЛЫЕ КРЕСТЫ И ГРЯЗНЫЕ ДЕЛА МУНИЦИПАЛИТЕТА Нью-Йорка.

Новые дома Нью-Йорка.
В Нью-Йорке умеют строить хорошо, быстро, красиво. Любой город мира может позавидовать строительной технике, таланту инженеров и архитекторов, золотым рукам нью-йоркских рабочих.

Для возведения небоскреба нередко требуется всего несколько месяцев. Строительная площадка отступает от стены лишь на 5—8 метров. Быстродви- жущиеся лифты, монтируемые на стенах строящегося небоскреба, растут вместе с небоскребом. Они доставляют рабочих, цемент и строительные конструкции. В свою очередь строительные материалы доставляются к стройкам по графику, с секундной точностью.

Сталь, алюминий, стекло и пластмасса — это скелет, мясо и кожа небоскреба. Серые и однотипные по внешнему виду коробки небоскребов экономично спланированы внутри. В них используется каждый дюйм площади.

Жилые дома строятся тоже быстро, но иначе, чем небоскребы. Они не бывают выше 15—20 этажей. Скелет, как и у небоскребов, стальной, а стены кладутся из кирпича, как и 100 лет назад. Алюминий пока еще слишком дорог.

В различных районах города возводятся различные жилые дома. В фешенебельных кварталах, таких, как Парк-авеню или Пятая авеню, строятся дома, в которых аренда квартиры стоит сотни, а то и тысячи долларов в месяц. Здесь великолепная отделка, идеальная звукоизоляция, эркондишн, автома
тизированная кухня, армия швейцаров. В этих домах живут те, кто владеют небоскребами.

В районах попроще строятся простые дома. Здесь нет ни шика, ни эркондишн. И каждый новый дом приносит много горя и страданий ньюйоркцам, конечно, не тем, кто живет на Пятой авеню, а тем, кто строит новые дома.

Читатель, видимо, удивится, прочитав эти слова.

Новый дом! Сколько с ним в нашей стране связывают хороших надежд. Люди ждут не дождутся, когда он вырастет, застеклится и гостеприимно распахнет двери своих подъездов. С какой радостью переезжают москвичи в новые благоустроенные дома в Юго-Западном районе столицы! Построен новый дом,— значит, жизнь становится лучше, краше.

Новый дом в Нью-Йорке — это я не преувеличиваю— чудовище, пугающее людей в районах, где проживают рабочие и служащие. Новый дом стал проблемой, вокруг которой кипят страсти на улицах, в конгрессе США. Об этой проблеме вынуждены говорить президенты и губернаторы. В Нью-Йорке возникают стихийные митинги и демонстрации протеста против строительства новых жилищ. Невероятно, но факт: люди требуют сохранить трущобы,
хотя жить в них не сладко.

Йорквилл - трущобные дома и новострои

С проблемой нового дома в Нью-Йорке я близко познакомился в июле 1960 года, когда получил письмо от мистера Фишера, одного из общественных деятелей. Он просил меня прийти на митинг в Йорк- вилл и рассказать о том, что произойдет там, советским читателям.
Я пошел на митинг.

Йорквилл расположен в восточной части острова Манхэттен. Здесь живут рабочие, служащие, мелкие торговцы. На окнах многих обветшалых домов, в которых ютятся тысячи семей, наклеены белые кресты из бумаги. Эти дома предназначаются на снос.

Митинг происходил на пересечении Второй авеню и 85-й улицы. Шел дождь, но людей пришло много. В руках у собравшихся самодельные плакаты: «Прекратите снос домов в нашем районе!», «Не стройте новых домов, мы будем жить в трущобах!», «Выселяют 15 тысяч семей, куда нам деваться?», «Мы не можем платить 300 долларов за двухкомнатную квартиру!».

Митинг открыл мой знакомый — Фишер, председатель «Комитета Йорквилл а по спасению старых домов». На платформу грузового автомобиля, превращенного в трибуну, в этот день поднялось много ораторов. Все они говорили об одном: о своем трагическом положении, которое создалось в результате реконструкции их района.

Некоторое время назад в Йорквилле начали сносить трущобные дома и строить новые, красивые, благоустроенные корпуса. Жители района вначале радовались: переедем в новые дома, заживем по- человечески! Но когда дома построили и объявили цену, жители ахнули от изумления. Если сейчас они платят за двухкомнатную квартиру в трущобном доме 70—90 долларов в месяц, то в новом доме, выстроенном в том же месте, они должны будут платить за ту же квартиру, но со всеми удобствами 300—400 долларов!

Ни одна семья, проживающая в этом районе, не может позволить себе этого. Если не питаться, не одеваться и не платить налогов, то даже в этом случае не хватит всего заработка, чтобы оплатить аренду двухкомнатной квартиры в новом доме.

Куда деваться? По приказу городских властей семьи рабочих и служащих переселяют в другие трущобные районы Нью-Йорка, где и без того невероятно тесно. В новые дома въезжают только те, кто получают тысячи и десятки тысяч долларов в месяц.

С трибуны митинга было сказано немало гневных слов в адрес монополий и мэра Вагнера, защищающего интересы монополистов. После митинга его участники большой колонной направились к резиденции мэра, требуя прекратить реконструкцию их района.

Положение в Йорквилле характерно для остальных районов Нью-Йорка, где живет рабочий люд и где происходит реконструкция. Йорквилл — это своего рода символ рабочих кварталов Нью-Йорка.

На митинге в Йорквилле выступал рабочий по фамилии Гонзалес, который строит небоскребы и новые жилые дома, а сам с семьей живет в трущобном
районе. Он зарабатывает 95 долларов в неделю. Его семья состоит из трех человек. Его речь звучала
гневно:
— Не верьте мэру, стойте твердо, ни шагу назад! Вспомните, чем закончился поход на трущобы, который Вагнер начал два года назад.
В моем районе были снесены старые дома, а вместо них построили такие, к которым нельзя подступиться.
Я сам строил эти дома, будь они прокляты!

Налоги, питание, квартира, газ и электричество,— продолжал Гонзалес,— поглощают 90 процентов моего заработка. Жена ожидает ребенка, а я не могу отложить ни цента на роды. Нет, новый дом не для нас! Срывайте с окон белые кресты!

Гонзалес был прав. В конце ноября 1958 года Вагнер объявил «массированный поход на нью-йоркские трущобы». Городские власти сформировали одиннадцать бригад. Неизвестно, что они сообщили Вагнеру о результатах похода, однако известно, что в канун нового года мэр порадовал совсем не новогодним подарком, которого от него ждали. По распоряжению мэра городские власти повысили квартплату в муниципальных домах, где проживало 100 тысяч семей рабочих, малооплачиваемых служащих, шоферов и работниц швейной промышленности, на 20 процентов! Это послужило сигналом для владельцев частных домов, которые, тоже в канун нового года, прислали жильцам повестки о повышении квартплаты на 15—20 процентов.

Однако это была только присказка. Всю прелесть чпохода городских властей на трущобы труженики Нью-Йорка почувствовали на своей спине тогда, когда начал осуществляться так называемый «Проект Манхэттен», подписанный и санкционированный мэром.

Согласно проекту в Нью-Йорке начали сносить трущобы и вместо них строить новые дома, общей стоимостью в сотни миллионов долларов. Дома возводили частные компании, с которыми городские власти вошли в договорные отношения.

Обитателей трущоб выбрасывали на улицу, не предоставляя им возможности найти равноценное жилище в другом месте. Им лишь говорили: «Най-
дите временное жилье, выждите несколько месяцев, а затем переселитесь в новые кварталы».

В нижней части города — Вашингтон-сквер-вил- лидже — городские власти обещали построить дома с квартирной платой 50 долларов за комнату в месяц. На эти цели было отпущено 21 миллион долларов из бюджета, то есть из средств, полученных с налогоплательщиков. Городские власти даже опубликовали брошюру, рекламируя свой проект и обещая обитателям трущоб сказочную жизнь.

Что же произошло на деле? Построили семнадца-тиэтажные фешенебельные дома в стиле модерн, в которых аренда одной квартиры стоит несколько тысяч долларов в год! Так были истрачены средства налогоплательщиков.

Когда разгневанные жители этого района обратились с протестом к руководителю проекта — высокопоставленному городскому чиновнику Лебволю, то последний заявил: «Нас это дело не касается. Это — дело строительной компании. Наше дело — ликвидировать трущобы, а дело компании — строить такие дома, какие она пожелает. Нигде не сказано, что в новые дома должны вселяться прежние квартиро-съемщики».

Так произошло во многих районах Нью-Йорка, где проводится реконструкция.

Видный нью-йоркский жилищный эксперт Чарлз Абрамс — то ли в минуту откровения, то ли потому, что он хотел предупредить о возможных последствиях,— заявил корреспондентам на пресс-конференции:
— Я видел трущобы здесь и в Европе, но трущобы Нью-Йорка сейчас являются самыми опасными в мире. За кирпичными фасадами наших зданий скрываются смерть, болезни, страдание и отчаяние.

Все это так. Но в капиталистических условиях и реконструкция города — взрывчатая социальная проблема. Она углу***ет и без того резкие контрасты. Богачи живут еще богаче и пользуются всеми благами развивающейся техники. Массе тружеников новая техника несет новые лишения.
В результате роста спроса на «дешевые жилища» домовладельцы делают все, что хотят. Они разбивают отдельные квартиры на несколько конур, заселяя в них по 5—6 семей. В Бруклине, Бронксе и Квинсе, то есть там, где живет основная масса рабочих, в результате разгораживания квартир на клетки прибыли домовладельцев увеличились за последние годы в несколько раз. Этот процесс разгораживания квартир особенно характерен для негритянского квартала Гарлема.

А в результате... Приведу несколько цифр, которые фигурировали в нью-йоркской прессе в 1961 году (газеты «Нью-Йорк пост», «Уорлд телеграм энд Сан»), относительно аппетитов домовладельцев.
Семья Халперна, проживающая в Бронксе по улице Грэнд Конкорс, платила за одну и ту же квартиру:
в 1940 году — 40 долларов,
в 1953 — 90,
в 1960 — 155,
в 1961 — 170 долларов в месяц.

В Бруклине и Квинсе квартирная плата с 1957 по 1961 год увеличилась на 40 процентов. Компания «Ван Бурен холдинг корпорейшн» берет с жильцов, проживающих в Бруклине в старых домах, до 100 долларов за одну комнату.

Как реагируют на это городские власти? Делают вид, что ничего не замечают. Дело в том, что многие высшие городские чины сами являются домовладельцами или держателями акций компаний, которые владеют жилыми домами. Каждое новое повышение квартирной платы приносит новые дивиденды держателям акций. Это и есть закон «свободного предпринимательства», которым руководствуются Вагнер и подчиненные ему лица в муниципалитете Нью-Йорка.

II. МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ

Чикаго - СТОЛИЦА РАБОЧЕЙ АМЕРИКИ

В своей поэме «150.000.000» Маяковский писал о Чикаго как о городе, который стоит на одном винте, «весь электро-динамо-механический». Чуднб человеку в Чикаго! — восклицал великий пролетарский поэт.

Когда в американских путеводителях заходит речь о Чикаго, то и дело мелькают слова «самый» или «первый», а нередко даже и «самый первый».

Действительно, этот город является самым крупным в США сталеплавильным центром, он потеснил на второй план Питтсбург. Здесь во времена просперити (процветания) выплавляется около 25 миллионов тонн стали в год, то есть почти треть всей годовой выплавки стали в США. Чикаго занимает в стране первое место по научно-исследовательским работам в области промышленности. В городе около 1200 промышленных исследовательских лабораторий.

Двадцать железнодорожных магистралей обслуживают Чикаго. Они составляют приблизительно половину всей железнодорожной сети в США. Чикаго — самый загруженный железнодорожный узел Америки, который пропускает грузов больше, чем Нью- Йорк и Сент-Луис, вместе взятые. Наконец, Чикаго — самый крупный центр по заготовке мяса и переработке других пищевых продуктов. Его бойни славятся на весь мир.

В Чикаго были построены первый небоскреб со стальным остовом, первый пульмановский вагон, первый вагон-холодильник, изготовлен первый элек
трический утюг, первая электрическая плита, проведена первая электрическая железная дорога.

Промышленный гигант — второй (жаль, что не первый! — сокрушаются чикагцы) по населению город США. На его территории, включая пригороды, живет 6 с половиной миллионов человек. В черте самого города, занимающего площадь в 213 квадратных миль и тянущегося почти на 30 миль вдоль озера Мичиган, разместилось 4 миллиона жителей.

Чикаго.— современный Вавилон. Полмиллиона его населения родилось за пределами США. Это главным образом поляки, немцы, итальянцы, скандинавы, ирландцы, русские. Ни в одном городе мира нет столько негров, как в Чикаго,— 800 тысяч человек. Выходцы из различных стран стремятся жить отдельными поселениями, пытаясь сохранить свои обычаи и культуру в стране янки.

Если Вашингтон — административная столица США, Нью-Йорк — банковская, то Чикаго — промышленная. Здесь сосредоточено 14 с половиной тысяч предприятий, производящих в год товаров на десятки миллиардов долларов. Полтора миллиона рабочих перевертывают каждое утро свой табель. Пейзаж города чисто индустриальный, и глаз невольно фиксирует не небоскребы, а заводские трубы, которые, подобно мощным колоннам, поддерживают промышленную славу Чикаго.

Город на Великих озерах давно стал столицей рабочей Америки. Многонациональный Чикаго на заре американского рабочего движения первым в Америке поднял знамя пролетарского интернационализма. Здесь впервые в Соединенных Штатах произошли схватки труда и капитала.

Чикаго - Родина праздника Первомая.
Чикаго было суждено стать родиной Первомая. Он был местом первой маевки, положившей начало великой традиции празднования Дня международной солидарности трудящихся всех стран.

1 мая 1886 года здесь произошло событие, которое привлекло внимание рабочих всего мира. Когда знакомишься с этим событием по американской литературе, то невольно вспоминаешь о Кровавом воскресенье в царской России. Как и в Петербурге, на улицах Чикаго была пролита кровь.
В тот день рабочие всех чикагских предприятий, договорившись, объявили всеобщую забастовку. Сплоченности рабочих оказалась настолько сильной, что утром 1 мая 1886 года не открылись ворота ни одного завода или фабрики. По улицам города пошла мощная колонна, насчитывающая 350 тысяч человек. Рабочие несли плакат: «Мы требуем восьмичасового рабочего дня!» Рабочий день в то время длился 15—18 часов, организация профсоюзов на предприятиях, как правило, запрещалась.

На площади Хеймаркет (Сенной рынок) дорогу демонстрантам преградили отряды полицейских и наемники компаний. Раздалась команда: «Расходись!» Но рабочие не расходились. Полицейские открыли огонь по демонстрантам. Тогда рабочие начали отбиваться булыжниками и всем, что попадало под руку. Схватка рабочих с полицией продолжалась около часа. Шесть рабочих было убито, сотни ранены, тысячи арестованы и брошены в тюрьмы.

Первомайская демонстрация в Чикаго привела в трепет нью-йоркский Уолл-стрит и чикагский Луп. Сообщая о настроениях биржевиков и промышленников, корреспондент газеты «Нью-Йорк геральд три- бюн» писал в тот день из Чикаго: «Никогда прежде заводские и фабричные рабочие не были так сильны и так организованны. В Америке началась социальная война!»

К каким только методам не прибегала и не прибегает американская буржуазия, чтобы вытравить из памяти людей кровавую расправу! Банкиры и профсоюзные боссы, сговорившись, объявили, например, с 1894 года первый понедельник сентября Днем труда в США, стремясь тем самым подменить рабочий Первомай.

«Отцы города» построили на берегу реки Чикаго «Парк с видом на реку», заманивая сюда рабочих на празднование Дня труда. Все аттракционы, все шоу здесь построены на взвинчивании нервов. Но халтура и шарлатанство не по вкусу рабочему чикагских боен или сталевару.

Парк рассчитан на рабочих и их семьи — подлинных создателей богатств Америки, а «отцы города» пропагандируют здесь совсем других героев. Центральное место в парке занимает галерея знаменитых преступников США. Здесь выставлены в натуральную величину фигуры гангстеров и бандитов. Гангстер Фрэнк Джеймс рекламируется как герой, совершивший 100 краж в поездах и 24 убийства, бандит Джим Юнакер — как совершивший 30 убийств и 17 налетов на банки. А вот другое «увеселительное место» в парке.
В железных клетках на специальных сиденьях прикреплены пять больших кукол, выкрашенных черной краской. Посетителям вручают мячи и предлагают бросать их в мишень. В случае попадания в мишень сиденье в клетке падает, а вместе с ним падает в воду сидящий в клетке «негр».

Гнусное развлечение! И немногих оно привлекает.

Рабочие Чикаго отмечают 1 Мая, как самый дорогой сердцу праздник, в другом месте. Мне выпала честь быть очевидцем празднования 1 Мая в Чикаго в 1961 году.

В канун праздника в здании «Эшланд одито- риум», расположенном в рабочем квартале, состоялась профсоюзная конференция, в которой приняли участие 275 руководителей низовых организаций. Конференция единодушно приняла решение об усилении борьбы против агрессивной политики правящих кругов США. Конференция одобрила идею обмена профсоюзными делегациями между Соединенными Штатами и социалистическими странами.

Перед самым закрытием председатель конференции, один из руководителей профсоюза автомобильной промышленности — Гарри Росс, под бурные аплодисменты делегатов предложил:
— Давайте пригласим в Америку Юрия Гагарина. Рабочие устроят ему такой прием, какого заслуживает человек, совершивший величайший подвиг в истории.

Первомайская демонстрация состоялась не 1 мая (это был рабочий день), а в воскресенье 30 апреля. Тысячи рабочих пришли на кладбище Уолдхейм, где похоронены товарищи, погибшие на площади Хей- маркет 1 мая 1886 года. Демонстранты поклялись быть верными делу рабочего класса, бороться за лучшие условия жизни и труда, за мир и дружбу с Советским Союзом.

Чикаго сегодня — бастион прогрессивной Америки. Здесь сосредоточены центры ряда прогрессивных организаций. В Чикаго в сентябре 1919 года была основана Коммунистическая партия США. И сейчас она имеет здесь наибольшее влияние по сравнению с другими промышленными центрами.
Здесь происходят всеамериканские съезды и конференции организаций, борющихся за мир, против поджигателей войны. И не случайно вместе с тем, что именно здесь, в Чикаго, на улице Монро, находится штаб-квартира организации монополий под названием «Совет американской безопасности», ведущей шпионаж и подрывную работу среди профсоюзов. В штаб-квартире сосредоточен центральный архив «черных списков», в которые занесены имена полутора миллионов прогрессивно настроенных профсоюзных активистов и рабочих.

Мне довелось быть в Чикаго и в кризисные годы и во время просперити.

...С высоты птичьего полета вечером город пред-ставляется в виде темных квадратов и прямоугольников: это прямые, как стрелы, главные улицы перекрещиваются под прямыми углами. Улица Стэйт-стрит, разрезающая город по меридиану, и пересекающая ее Мэдисон-стрит делят город на четыре части: северо-западную, северо-восточную, юго-за-падную и юго-восточную. Последние две части обычно называют «нижним городом» — даунтауном.
Деловой центр Чикаго — в районе юго-восточной части города — носит название Луп (петля). Река Чикаго образует здесь как бы петлю, отделяющую Луп от города с севера и запада. С востока границей Лупа является парк Гранта, расположенный на берегу озера Мичиган. С юга Луп ограничен широким шоссе имени Франклина Рузвельта.

Луп называют чикагским Уолл-стритом. Здесь сосредоточены крупнейшие банки, конторы корпораций и трестов. Пятьдесят человек — директора банков и управляющие компаний—правят Лупом, городом Чикаго и прилегающими штатами Среднего Запада. Здесь же, чтобы приказам не приходилось
долго путешествовать, они построили административные учреждения города.

На улице Ла-Салле в многоэтажных монументальных серых зданиях размещены чикагская фондовая биржа, банки, страховые компании, управления железнодорожных линий. На Мэдисон-стрит в таких же небоскребах расположились редакции королей желтой прессы — Маккормика и ***ста. Их газеты господствуют на газетном рынке так же, как банки на финансовом.

Я побывал на знаменитой чикагской зерновой бирже. В огромном высоком зале сооружены два больших возвышения, имеющих форму восьмигранника. Здесь располагаются агенты крупнейших корпораций, занимающихся куплей-продажей пшеницы. Для других агентов устроены два восьмигранника поменьше. По стенам развешаны большие табло, на которых отмечаются кол****ия цен. Вдоль стен за столами-конторками оформляются сделки.

В помещении царит невероятный шум. Агенты кричат, хватают друг друга за руки, за грудки. Бывают и потасовки, особенно в кризисные дни падения цен.

Прибыли корпораций, торгующих зерном, баснословны. Во время моего посещения корпорации скупали у фермера пшеницу за цену, в 7 раз меньшую, чем стоил хлеб в чикагских магазинах. Вся разница идет в карманы монополий, которые держат в своих руках торговлю зерном, мукомольное производство и хлебопечение.

Мы также побывали на бойнях фирмы «Армор». Возможно, что когда-то это были технически хорошо оснащенные предприятия. Но теперь оборудование очень устарело.

— Смотрите, здесь не только убивают 1200 свиней, 220 быков и 200 телят в час, но здесь в короткое время превращают сорокалетнего рабочего в старика, а здорового человека — в калеку,— говорили нам рабочие.

Несчастные случаи на бойнях — повседневное явление. Это придает особенно драматический характер борьбе профсоюзных организаций за создание пенсионного фонда для рабочих.

Рабочие рассказали, что администрация старается еще больше ускорить темп работы. Сокращается и без того короткий обеденный перерыв. Утром на завтрак рабочему дается 10 минут. Обеденный перерыв тоже составляет 10 минут. Малейшая оплошность влечет за собой штраф или даже увольнение. От рабочего требуется огромное напряжение. Такие же условия труда и на других трех чикагских бойнях, принадлежащих компаниям «Свифт», «Вильсон» и «Кадэхи». Эти четыре фирмы (включая «Армор») контролируют мясохладобойную и мясоконсервную промышленность Соединенных Штатов.

Работа на бойнях считается самой тяжелой и не-благодарной. Люди бегут отсюда при первой возможности. Подавляющую массу рабочих составляют наиболее эксплуатируемые и бесправные категории: негры, уроженцы Пуэрто-Рико, американцы польского, венгерского, итальянского происхождения. Корпорации охотно используют перемещенных лиц. Им платят в 1,5—2 раза меньше, чем американским рабочим, и заставляют быть штрейкбре***ами.
Чикаго — город необыкновенной роскоши и жутких трущоб. Здесь пороки «американского образа жизни» выделяются особенно ярко.

Те, кто владеют Лупом, живут к северу от него, за рекой Чикаго, на берегу озера Мичиган, именуемого «Золотым берегом». В Чикаго говорят, что каждый квадратный фут в дворцах и фешенебельных особняках оценивается сейчас в 20 тысяч долларов. В одном из таких дворцов обосновалась семья «герцога Чикагского», как бульварные перья подобо-страстно именовали газетного короля — покойного Роберта Маккормика.

Луп и «Золотой берег» окружают плотным полукольцом трущобы — море трущоб, где живет трудовой люд, создающий богатства Чикаго. Луп и «Золотой берег» отгородились от трущоб высокой каменной стеной.

Вот, например, как выглядит рабочий квартал в юго-западной части города, с севера ограниченный 26-й улицей, с юга — 31-й, с восточной стороны — улицей Вентворт и с западной — улицей Холстид.

Дома квартала, выходящие на эти четыре улицы,— это главным образом одно- и двухэтажные кирпичные здания, построенные лет 100 назад. Их стены снаружи обшиты досками. Обшивка прикрывает образовавшиеся дыры в стенах.

Внутри же квартала творится что-то невообразимое. Здесь тесно прижались друг к другу прокопченные домики, которые напоминают наспех сколоченные голубятни. Основу составляют четыре столба, к ним приколочены доски, сверху прикрытые иногда старой фанерой. Крыша состоит из ржавых листов железа, скрепленных деревянными планками. Боль-шинство окон закрыто тряпьем или заколочено жестью. Здесь трудно дышать.

Этот жилой квартал не исключение: подобные кварталы тянутся на километры.

Но даже за самое убогое жилище рабочие вынуждены платить домовладельцам втридорога.

Группа жен рабочих, проживающих по улице Гаррисон, Западный Чикаго, написала коллективное письмо в газету «Чикаго дейли ньюс» с просьбой защитить их от произвола домовладельца. Семьи рабочих живут в полуобвалившихся домах, нет канализации и отопления, но владелец из года в год повышает квартплату. Дело дошло до того, что буквально за клетушку он берет 60 долларов в месяц.

Газета прислала своего корреспондента. Между ним и жильцами произошел следующий разговор.

Корреспондент: Почему вы не жалуетесь властям? Ведь ваш район подпадает под контроль над квартплатой.

Представитель жильцов: Мы жаловались, но городские власти оставили нашу жалобу без внимания.

Корреспондент: Тогда обратитесь в суд.

Представитель жильцов: В суд мы тоже обращались, но из этого также ничего не вышло. Знаете, кто является владельцем наших домов? Сенатор штата Иллинойс Рональд Либонати. В ответ на нашу жалобу судья пригрозил, что будет «судить нас за клевету». Напутствуя нас, судья сказал: «Вы, жильцы, должны быть благодарны за то, что вашим хозяином является такой приятный человек, как сенатор Либо- нати». К прокурору мы обращаться не стали, так как это брат сенатора Эллидор Либонати.

Корреспондент ретировался, а газета ничего не сделала в пользу жильцов, страдающих от произвола домовладельцев, если не считать небольшого репортажа. В нем «Чикаго дейли ньюс» предостерегла чикагские власти, что люди, проживающие в «потрясающих трущобах и живущие в потрясающе жутких условиях», могут «объединиться в борьбе против существующих порядков».

Жизнь рабочих Чикаго

С жизнью рабочих Чикаго мы знакомились через профсоюзы. Руководители многих низовых профсоюзных организаций сталеплавильщиков и предприятий сельскохозяйственного оборудования охотно приглашали нас в дома рабочих.

С рабочим Джо (он просил не называть его фамилии) мы познакомились на собрании 108-го отделение профсоюза рабочих сельскохозяйственного машиностроения, куда нас пригласил вице-президент этого профсоюза Уильям Смит. Джо работает литейщиком на одном из заводов треста «Интернейшнл харвестер». После собрания Джо пригласил к себе на чашку чая.

Джо обитает в одном из тех домов, которые выходят на лицевую сторону квартала. Ветхая деревянная лестница, облупленные стены и потолок. Обстановка квартиры: несколько стульев, деревянный стол, кровать, диванчик...

— Вот и все наше хозяйство,— сказал Джо.— А ведь я один из тех немногих счастливцев, которые зарабатывают 80—100 долларов в неделю. Несмотря на это, приходится туго.

Он показал на четырех ребятишек:
— Они, кроме молока, по сути дела, ничего не имеют. У врачей я в таком долгу, что придется расплачиваться с ними, вероятно, в течение нескольких лет. Когда родился первый ребенок, я уплатил акушеру 150 долларов, за двух следующих — по 200 долларов за каждого, а последний обошелся мне в 750 долларов, так как жена заболела и пролежала в госпитале две лишних недели...

Два других собеседника — рабочий сталеплавильной компании «Рипаблик стил» Джозеф Падилла и Мартин Марселла — своих имен не скрывали. Они по-дружески называют своего товарища Джо «аристократом». По сравнению с ними Джо получает много больше.

Жена Марселла Ирен рассказала следующее о бюджете семьи.

Муж получает 220 долларов в месяц. Получка рас-пределяется так: квартира — 70 долларов, на погашение кредита, полученного в профсоюзной кассе взаимопомощи,— 20 долларов, налоги — 50 долларов, транспортные расходы мужа—10 долларов, газ и электричество — 8 долларов. Итого — 158 долларов. На питание остается 62 доллара в месяц. Ирен говорит:

— Ума не приложу, как жить. Разве прокормиться на 62 доллара? Бросает в холод и жар при одной мысли: вдруг кто-нибудь из детей заболеет? (У четы Марселла четверо детей.) Тогда хоть полезай в петлю. Но бог пока нас милует...

Джозефу Падилла, который хотя и зарабатывает 70 долларов в неделю, приходится труднее, чем Мартину Марселла. Его жена с возмущением говорит:

— За шесть месяцев мы израсходовали на лечение детей 600 долларов. Правительство не отпускает ни цента на лечение детей. Наши дети нужны правительству лишь тогда, когда ему требуются солдаты!

Да, монополии «щедры» далеко не ко всем рабочим. Фабриканты и заводчики подкупают рабочих самой высокой квалификации и профсоюзную верхушку, возглавляемую Джорджем Мини. В этом мы хорошо убедились, беседуя с чикагскими рабочими и руководителями низовых профсоюзных организаций.
Очень многим рабочим, с которыми мы встречались в Чикаго, не удалось скопить денег на «черный день» — на случай, если они окажутся безработными.

«Черный день»! Два самых страшных слова в лексиконе американских рабочих. Сколько лишений и мучений пришлось пережить им в послевоенные годы во время экономических спадов, когда миллионы людей оказывались безработными.

В дни первой маевки чикагские рабочие требовали восьмичасового рабочего дня. Сейчас тысячи рабочих города борются за то, чтобы иметь право на работу, любую работу. Труженики Чикаго выходят теперь на первомайскую демонстрацию под лозунгом: «Работы и хлеба!».

В 1961 году губернатор Кернер опубликовал поразительные данные: в Чикаго и его окрестностях насчитывалось 1 миллион 125 тысяч человек, которым не на что жить, и они, как заявил губернатор, «остро нуждаются в продовольственной помощи». Кто эти люди? Это — каждый шестой сталеплавильщик, который вот уже много месяцев не имеет работы. Это — каждый пятый взрослый в Южном Чикаго, где живут негры и пуэрториканцы. Это — дети негра, ветерана второй мировой войны Арги Коуна, который, потеряв всякую надежду найти работу, повесился. Это — безработные и их голодающий семьи.

На Мэдисон-авеню, в той ее части, которая носит название Скид роад (дорога трущоб) и по которой во время местных и президентских выборов снуют агенты республиканской и демократической партий, покупая голоса бездомных, мы воочию убедились в справедливости заявления губернатора Кернера.
Тысячи безработных, мы не преувеличиваем, тысячи безработных со своими семьями стояли в очередях у питательных пунктов «Армии спасения» за тарелкой супа и куском хлеба.

БЕЗРАБОТНАЯ АМЕРИКА

Мой приезд в Соединенные Штаты совпал с первым экономическим спадом, который поразил страну после войны в 1948—1949 годах. Это было тяжелое время для миллионов американцев. В Бруклине, Бронксе и других рабочих районах Нью-Йорка безработные простаивали часами у дверей контор по найму рабочей силы. Но работу в то время нельзя было найти.

Знакомство с безработными произошло не в этих конторах, а, как это ни странно, на площади Фоли- сквер, находящейся рядом с Уолл-стритом. Странно потому, что на площади расположены не фабрики, заводы или мастерские, а полицейские и судебные власти, к которым у безработных не было никакого дела. Однако полицейские нашли дело к безработным.

В то время на площади, в здании Федеративного суда, одновременно, но в разных залах происходило два громких процесса: один — над лидерами Коммунистической партии США, другой — над большой группой безработных.

Подсудимые безработные были в большинстве молодые люди, вся вина которых заключалась в том, что они, измучившись, пришли требовать пособия или работы в одно из нью-йоркских учреждений по делам безработных. Среди подсудимых были ветераны второй мировой войны, награжденные орденами за мужество и отвагу в борьбе против германского фашизма. Один из них, Джек Гутцейт, был награжден Бронзовой звездой, другой, Пол Александер,— Серебряной.

Кэт Марино, пожилая женщина, как выяснилось на суде, мать троих детей, не имела работы в течение нескольких месяцев. Дети голодали, ибо пособие, которое она получила по безработице, давно израсходовано. Вместе с другими безработными она пришла просить помощи. Женщин, в том числе и Кэт, вначале просто не пустили в учреждение. Толстый полицейский гнал их резиновой дубинкой. Они все же прорвались внутрь.

— Что мне делать? — кричала Кэт.— Уморить детей голодом? Убить их? Утопить в реке?

— Мне все равно, убьете вы их или нет,— проворчал ей так называемый «социальный надзиратель» по имени Браннер. И вызвал полицию. Всех женщин забрали и вместе с другими безработными посадили на скамью подсудимых за «создание беспорядков». Многих из них приговорили к различным срокам тюремного заключения.

Такими лицами, как Браннер, и укомплектованы учреждения по оказанию помощи безработным. Если же кто-либо из них проявит заботу о несчастных людях, его увольняют. Так поступили, например, с Эдит Голднер. Работая в одном из подобных нью- йоркских учреждений и насмотревшись трагических сцен, она не выдержала и написала в газету статью, в которой рассказала о мучениях безработных и о бездушном отношении к ним властей. Ее обвинили в «коммунистической пропаганде» и уволили.

Ты лишний человек в обществе, ты никому не нужен! Это, пожалуй, самое страшное чувство из всех, которые переживает безработный. Ему, как милостыню, выдают пособие, чтобы он и его семья не умерли с голоду, хотя у него сильные руки и он готов пойти на любую работу. Но работы нет. И его нередко автоматически исключают из профсоюза и тем лишают последней защиты.

Лишние люди... Эта проблема стала в американском обществе проблемой номер один еще тогда, когда не родились многие нынешние безработные.
Бывший президент Герберт Гувер во время просперити обещал американцам «тысячелетнее царство процветания». Он заверял их в том, что на столе у каждого ежедневно будет курица к обеду. Однако известно, чем обернулось это пророчество Гувера при е^о же президентстве в тридцатых годах, в период жестокого экономического кризиса, потрясшего Америку.

В послевоенное время президенты тоже сулили американцам рай и процветание. Однако в эти годы в Соединенных Штатах имели место четыре экономических спада (1948—1949, 1953—1954, 1957—1958, и 1960—1961 гг.). Они не были такими разрушительными, как кризис тридцатых годов, но положение миллионов американцев было поистине жутким в эти периоды.

Весной 1958 года я и мои коллеги — журналисты решили отправиться в Вашингтон, чтобы ближе по-знакомиться с деятельностью правительства Эйзенхауэра в тот период. На страну надвигался экономический спад, дни были тревожные. В это время в столице США собралось много представителей крупнейших профсоюзов страны, которые настойчиво требовали от правительства принятия мер для борьбы с безработицей. В печати муссировались слухи о том, что профсоюзы готовят рабочий поход на Вашингтон.

По пути из Нью-Йорка в Вашингтон мы не собирались делать остановку в Балтиморе, однако задержались здесь на несколько часов. На одной из улиц этого прокопченного большого промышленного города нам бросилась в глаза длинная очередь людей. Очередь почти не двигалась. Люди топали ногами, толкали друг друга, чтобы согреться. Необычный для этого времени года морозный ветер пронизывал насквозь.

Знакомимся. Это те, кого в Соединенных Штатах называют лишними людьми, то есть те, кого пред-приниматели выбросили на улицу. Они стояли в очереди у одного из бюро по делам безработных.

— Газетчики? Пусть катятся к дьяволу! — ворчит один из очереди.— Они интересуются не нашим желудком, а тем, за кого мы будем голосовать во время выборов в конгресс, а какое мне дело до этих выборов? И при демократах я не раз стоял вот здесь голодный. Стою и сейчас, при республиканцах. Пусть катятся к дьяволу! — вновь воскликнул он и отвернулся.

Разговор оживился, как только наши собеседники узнали, что мы не балтиморские репортеры и не имеем никакого отношения к американским партиям. С группой безработных заходим в ближайший бар погреться и выпить по кружке пива. Собеседники охотно рассказывают о себе.