О расстановке турецких войск имеется недостаточно сведений; по ним почти невозможно ориентироваться.

Правда, историки восхищаются ею. Следовательно, худшим было положение Иона-Воеводы.

Известно только, что левое крыло первой линии турок насчитывало 20000 человек; артиллерия располагалась позади первой линии, за холмами; одна линия следовала за другой до самого Дуная; батальоны и эскадроны располагались в глубину...

Боевое построение войска Иона-Воеводы может быть описано с большей точностью.

В Дунайских княжествах, как и во Франции, национальная армия делилась на полки по 1000 человек под командой капитана; каждое подразделение полка в 500 человек находилось под командой хотнога, ватафа или лейтенанта.

Ион-Воевода сохранил это деление для всей своей армии, кроме казаков, которые по своей численности могли быть организованы только в сотни, кроме ополченцев, которые вообще не имели стройной организации, и кроме небольшого отряда личной гвардии господаря.

На этой основе Ион-Воевода разделил молдавскую армию на 30 полков — 20 пехотных и 10 кавалерийских, постарался дать казакам такие позиции, чтобы каждую их сотню можно было бы приравнять по эффекту к молдавскому полку; ополченцам отводилась вначале роль простых наблюдателей, в расчете на то, что они постепенно получат закалку для будущих битв, следя издали, как в школе, за ходом сражения.

Из тактических соображений вся армия располагалась по трем линиям, каждая из которых состояла из трех отдельных родов войск в различной пропорции: в центре находилась инфантерия, на левом крыле — кавалерия, а на правом — казаки.

Каждый из этих элементов получил в поддержку общий для всех род войск — артиллерию.

Вдоль расположения этих трех элементов были оставлены три равных по ширине коридора: один отделял кавалерию от инфантерии, то есть левое крыло от центра, второй делил инфантерию, то есть центр, на две равные половины, третий отделял инфантерию от казаков, то есть центр от правого крыла.

В центральном коридоре среди инфантерии, между первой и второй линиями, располагался господарь со своей личной гвардией, состоящей из пятисот отборных храбрецов.

Там, на виду у всего войска, реяло знамя Молдавии столовой зубра и звездой, с одной стороны, и с крестом — с другой.

Одна линия отличалась от другой по численности бойцов и по огневой силе: наибольшее число солдат и пушек находилось в первой линии, наиболее близкой к врагам; во вторую линию входило меньше войска, и ее строй был более разомкнутым; еще в большей пропорции уменьшался состав третьей линии.

Итак, в первой линии находилось 16 000 бойцов, из которых 10 000 было пехотинцев, 5000 кавалеристов, 500 казаков и 500 человек личной гвардии господаря; во второй линий было 9300 бойцов: 6000 пехотинцев, 3000 кавалеристов и 300 казаков; и, наконец, в третьей линии 6200 бойцов: 4000 пехотинцев, 2000 кавалеристов и 200 казаков.

В первой линии было 30 полевых орудий, во второй—18, в третьей — 12.

Точное расположение 80 гаубиц осталось неизвестным, можно предположить, что часть их была установлена на прилегающей к берегу озера высоте, то есть на правом фланге молдавской армии, где размещались казаки; остальные были распределены, как и полевые пушки, по две гаубицы на полк в каждой из трех линий.

Первая линия должна была начать бой; вторая — заменить ее в случае отступления или поддержать в случае рас-' стройства ее рядов; третья линия составляла резерв.

Эта характеристика каждой из линий предполагала принятие следующих мер: первая линия была развернута в ширину, в соответствии с шириной фронта противника; в первой линии, чтобы придать ей большую компактность, расстояния между полками и сотнями были сведены до минимума; во второй и третьей линиях, чтобы в нужный момент двинуться на помощь предшествующей линии, войска были расположены колоннами; расстояния между полками и сотнями во второй линии были достаточно велики, чтобы вместить в случае необходимости подразделения первой линии; расстояния между полками и сотнями третьей линии были еще большими, чтобы в них могли разместиться, если потребуется, войска первой и второй линий; расстояние между первой и второй линиями было незначительным, чтобы помощь могла прийти как можно скорее; расстояние между второй и третьей линиями было большим, чтобы сохранить резерв от ударов вражеской артиллерии до момента ввода резерва в действие при крайней необходимости.

Наконец, кроме упомянутых трех линий, существовала и четвертая, добавочная линия, расположенная непосредственно в тылу резерва, в которую входили обоз, лошади, амуниция и т. д., она была защищена сзади цепью холмов, а с флангов — ополченцами.

Подобная исходная расстановка сил кажется нам шедевром военного искусства; не было другого пути для более вы. годного использования условий местности и соотношения родов войск.

Теперь о местности.

Озеро, делавшее недоступным для врага правое крыло молдавской армии, дало возможность Иону-Воеводе использовать очень старый тактический прием: он сконцентрировал всю кавалерию на левом крыле. Она становилась силой, грозной для врага не только своей численностью, но и благоприятными для действия кавалерии условиями рельефа: здесь была открытая степь.

На правом фланге, который защищали не только озеро, но и тяжелая артиллерия, установленная на возвышенности, Ион-Воевода счел возможным оставить только небольшую группу преданных ему богатырей-казаков, привыкших биться по мере надобности и конными и пешими, и поэтому могущих приспособиться к любым условиям местности.

Зная, что татары могут подоспеть еще во время сражения и ударить с тыла, Ион-Воевода решил заслонить тыл обозом повозок и цепью холмов; открытой оставалась только кавалерия на левом фланге, которой, как будет видно, уделялась более значительная роль в начале сражения.

Несколько слов о родах войск.

Ион-Воевода сумел избежать ошибки, свойственной европейским генералам XVI века и несколько позже даже Густаву-Адольфу. Все они смешивали подразделения различных родов войск, создавая какие-то уродливые пехотно-кавалерийские батальоны; у нашего же героя кавалерия располагалась отдельно, пехота — отдельно, казаки (своего рода драгуны)— тоже отдельно.

Хотя в Европе был еще в силе средневековый феодальный обычай располагать в центре войска кавалерию, которая состояла из гордой знати и для ко/орой мужичье-инфантеристы могли служить только флангами, и хотя подобная расстановка прочно укоренилась у наших соседей — венгров и поляков,— все же полководческий гений Иона-Воеводы помог проникнуть в тайны современного военного искусства и применить расстановку войск прямо противоположную обычной: он поставил пехоту в центр, а кавалерию на фланги.

Подвергая в настоящее время критической оценке всю суть расстановки войск молдавской армии, мы легко можем выделить следующие три основных пункта:

1. Правое крыло — казаки; благодаря озеру и тяжелой артиллерии, оно оказалось в обороне.

2. Левое крыло — кавалерия; в открытой степи и при большой концентрации сил она была в наступлении.

3. Центр — пехота; в условиях пересеченного рельефа, наиболее подходящего для этого рода войск, она была в состоянии поддержать и в обороне и в наступлении любой из своих флангов.

Прежде чем начать сражение, Ион-Воевода вторично поднялся на вершину у озера и увидел отсюда, как из прилегающих долин турецкие части выступают в боевом порядке на поле сражения.

Их было несметное количество!

Нашему герою все еще не верилось, что пыркэлаб Иеремия Голия предал его, тот самый Голия, которому — как говорит мудрое изречение Тацита — было дано все, что может получить подданный!

Вместо того чтобы схватить преступника, Ион-Воевода ограничился тем, что выслушал его оправдание, вместо того, чтобы отрубить ему голову, он поручил ему самую ответствен-г ную боевую операцию во всем сражении.

Так у Ватерлоо Великий Наполеон доверился Груши!

Послышались звуки бучумов.

Раздался грозный клич «Убей! Убей!», оставшийся нам в наследство от древних римлян, которые кричали, идя в атаку: «Фери! Фери!»

План Иона-Воеводы, как это следует из расстановки его войска, при которой на одном левом фланге были сосредоточены все наступательные силы, состоял в том, чтобы начать сражение наклонным боевым порядком, как это сделал Эпа-минонд у Мантинеи, Цезарь у Фарсаля, Густав-Адольф у Лейпцига, Бонапарт у Маренго.

Этот прием в наступлении, вызвавший восхищение в древние времена, нашел себе еще более рьяных поклонников и блестящих исполнителей в более близкое нам время.

Фридрих Великий следующим образом сформулировал ценные преимущества наступления косым боевым порядком: «Малыми силами громить большое войско. Ударяешь врага с того фланга, где ты чувствуешь себя более сильным. Подвергаешь опасности только часть своей армии, сохраняя силы остальной».

Можно подумать, что прусский полководец своими словами специально поддерживает соображения валашского полководца!

Ион-Воевода взял под свою команду центр.

Свирчевский — правый фланг.

Левым флангом командовал... Иеремия Голия.

Голия, следовательно, должен был начать наступление.

Пять кавалерийских полков бросились в атаку на правое крыло турок.

Примыкавшие к ним пять пехотных полков продвинулись несколько вперед, чтобы поддержать наступление, угрожая в то же время вражескому центру.

Но, увы!

Инфантерия поворачивает назад, кавалерия склоняет знамена, поднимает качулы на остриях копий и переходит на сторону врага.

Во главе этой кавалерии находился, как уже говорилось, замаскированный предатель Иеремия Голия, продавший незадолго до этого нечестивцам переход через Дунай и спешивший теперь получить плату за измену родине.

XVI век остался известен в истории своей жестокостью: Варфоломеевская ночь, царствование Ивана Грозного, бесчинства инкивизиции запятнали его и сделали похожим на шкуру пантеры.

При воспоминании о зверских приемах расправы, которыми пользовались тогда почти все народы Европы, стынет в жилах кровь и волосы подымаются дыбом.

Но не было, нет и не может быть достаточно сурового наказания тому, кто предает свою отчизну!

Ввергнуть миллионы своих братьев на многие века в пропасть рабства — это покушение не на одного человека и не на один народ, а на десятки и десятки народов, имя которым— поколения.

Преступление до того ужасно, что невозможно придумать преступнику соответствующего наказания: самым подходящим приговором было бы превращение его в вечного жида, чтобы в течение миллионов лет он слышал и чувствовал бы бесконечные проклятия своих потомков.

Каина можно считать святым по сравнению с Иеремией Голией.

Молдаван охватило глубокое отчаяние.

Только один Ион-Воевода сохранял спокойствие: его дух креп по мере того, как разражалась гроза.

Турки выдвинули предателей на передовую линию.

«Вот наши изменники!» — воскликнул Ион-Воевода, приказав направить на них силу удара, весь огонь, все снаряды.

Негодяи погибли все до одного; в груди у тех, кто остался верен народу, заново запылал огонь мужества.

Ион-Воевода приказал кавалерии из второй линии занять место полков, перешедших на сторону врага; он подтянул кавалерию из резерва, вернул на место пехоту, во всем восстановил порядок...

Воспользовавшись временным замешательством молдавской пехоты и минуя трупы изменников, турки начали атаку клином, то есть, придерживая фланги, они направили свой центр против нашего центра.

Тем самым они надеялись расколоть молдавскую армию надвое.

Но Ион-Воевода предвидел это.

Так как артиллерия выпустила уже все свои снаряды, у господаря родился новый план для разгрома выдвинувшегося вражеского клина; он приказал казакам нанести ему удар ружьями справа, в то время как кавалерия, подоспевшая из второй линии, атаковала клин копьями слева, а инфантерия засыпала его стрелами.

Турки повернули вспять.

Начав отступление, они надеялись заманить молдаван поближе к своей артиллерии, скрытой за холмами.

Они забыли, что Ион-Воевода, бывший друг визиря Мехыеда-Соколи, хорошо знал все тонкости турецкой тактики.

После короткого преследования турок молдаване получили приказ вернуться и снова сомкнуть свои ряды.

Турки не могли и предположить, что Ион-Воевода готовит им ту же ловушку, в которую им не удалось завлечь его.

Видя, что молдаване начали отступать, турки снова перешли в наступление. Неожиданно для них ряды молдавского войска разомкнулись, дав возможность артиллерии открыть по врагу сокрушительный огонь и обратить его в бегство.

Таким образом, две атаки турок были отбиты.

Не зная, что предпринять дальше, турки пошли в атаку третий раз, всем фронтом, стараясь окружить сравнительно небольшое молдавское войско..

После того, как обе стороны пролили много крови, турки, разбитые в третий раз, были обращены в такое беспорядочное бегство, что турецкий гарнизон в Исакче, по ту сторону Дуная, находившийся невдалеке от поля битвы, при виде неожиданного отступления посчитал сражение окончательно проигранным и пустился наутек...

При более подробном анализе передвижения молдавских войск на поле битвы нас особенно восхищает точность и своевременность перегруппировки, когда после второй атаки турок ряды молдавского войска, как уже отмечалось, разомкнулись и дали возможность действовать артиллерии. Эта была очень сложная операция, особенно во время отступления кавалерии.

До этого турки только себя считали способными осуществить этот артистический маневр, применявшийся ими с древнейших времен; для них он был одним из важнейших тактических приемов, который обеспечил им ряд блестящих побед над христианами, включая и известную победу под Мохачем.

Молдаване под руководством Иона-Воеводы превзошли турок и в этом отношении.

После последней атаки и беспорядочного бегства нечестивцев достаточно было нашему герою иметь свежую кавалерию, то есть пять кавалерийских полков, которые он потерял в начале битвы иэ-за предательства пыркэлаба Иеремии Голии, и его победа над турками была бы полной.

Как только турки пустились в бегство, их нужно было преследовать по пятам: их первая линия, отступавшая в замешательстве под неослабевающими ударами молдаван, смяла бы последующие линии, охваченные уже общей паникой; Дунай преградил бы туркам последний путь спасения, и их армия погибла бы частью под ударами молдаван, а частью утонула бы в реке.

Но, потеряв лучшие свои полки и оставшись с сильно поредевшими рядами уже утомленных войск, что мог сделать даже этот великий полководец Молдавии?

Однако несмотря на все это, независимо от окончательного результата сражения, военные историки должны с большим почтением отметить того, кто, располагая в три раза меньшей армией и будучи трижды предан, выглядел как победитель после трех ожесточенных атак противника.

Устав от длительной и напряженной битвы, турки остановились; молдаване также расположились на отдых под прикрытием пушек.

«И пока они стояли так,— отмечает летописец Уреке,— прошел проливной дождь и подмочил порох, на который молдаване возлагали свои надежды».

Ион-Воевода имел некоторое преимущество перед турками в отношении инфантерии и, в особенности, артиллерии, это в некоторой степени снижало численное превосходство турок.

Но инфантерия была до крайней степени утомлена, а артиллерия неожиданно должна была замолчать.

Природа заключила союз с предателями!

После того как дождь прибил пыль, поднятую во время сражения лошадьми и пехотой, и развеял пушечный дым, .расстилавшийся над полем боя, турки смогли легко убедиться, что войско Иона-Воеводы слишком малочисленно.

На правом фланге они увидели всего лишь несколько казацких сотен, которых до этого защищала первоклассная артиллерия, но после дождя их уже никто не защищал.

И вот 20000 турок, составлявших левое крыло армии нечестивцев, поспешили броситься с остервенением на доблестных союзников Иона-Воеводы.

Этому потоку вооруженных всадников противостояли 300 казаков: остальные 900 погибли во время боя.

На каждого казака приходилось 70 турок.

И вдруг, как бы по предрешению злого рока, появляется Адель-Гирей со своими 100 000 татар; Иону-Воеводе не удается избежать несчастья, для предупреждения которого он поспешил начать сражение с турками.

В тот момент, когда правое крыло турецкой армии бросилось на остатки молдавской кавалерии, расположенной на нашем левом крыле, татары перешли гряду холмов и ударили с тыла.

5 000 молдавских всадников оказались в тисках, причем над головой каждого из них нависло по сотне шашек!

Казаки были вооружены ружьями, были защищены справа озером, а слева инфантерией; их атаковали только спереди, и они устояли против натиска левого крыла турок.

Молдавская же кавалерия, не располагавшая огнестрельным оружием и не защищенная с одного из флангов, атакованная одновременно спереди и с тыла татарами и правым крылом турок, не в состоянии была устоять на месте.

Инфантерия Иона-Воеводы сохраняла пока свои позиции по трем причинам. Занимая центральное положение, она не могла быть разбита, пока оставались нетронутыми ее фланги; с тыла от удара татар ее защищал обоз; кроме того, по своему характеру она куда менее подвижна, чем кавалерия.

Ополченцы спаслись от татар, спрятавшись среди повозок...

Итак, Ион-Воевода, потеряв все левое крыло, остался только с инфантерией, ополченцами и казаками. Была утрачена всякая надежда на победу! Что же господарь мог предпринять теперь?

В этот трагический момент проявилось его исключительное великодушие.

Он мог бы, несомненно, спасти еще свою жизнь.

Переодевшись в крестьянина и оседлав лучшего своего скакуна, он легко мог бы ускользнуть через обоз и, обогнув озеро Кагул, направиться в сторону Прута, куда еще не добрались его враги, пересечь Молдавию и бежать в Польшу, где мог надеяться на гостеприимство Ласского или князя Острогского.

Кто знает, со временем он, возможно, помирился бы с Турецкой Портой!

Может статься, ему удалось бы вернуться из Польши, как это сделали Лэпушняну и Деспот, во главе новой армии, при помощи которой он отвоевал бы Молдавию.

Но нет! Подобные эгоистические соображения, которыми некогда руководствовался Помпей, а затем Карл XII, не нашли себе места в сердце Иона-Воеводы.

Меньше всего он думал о самом себе. Спасти прежде всего остатки молдавской армии, а если нет, то славно погибнуть ради любимой отчизны... только один из этих путей и мог бы избрать праправнук матери Стефана Великого, которая учила своих сыновей, что птица погибает в своем гнезде.

Татары, движимые алчностью, пустились в погоню за рассеянной по степи кавалерией, состоявшей из бояр и боярских сыновей; гнались они за собольими мехами, золотыми цепочками, за са***ми, украшенными драгоценными камнями.

Эта неосторожность, временно освободившая тыл молдавской армии, дала возможность Иону-Воеводе, сохранявшему ясность ума при самых сложных обстоятельствах, воспользоваться ошибкой противника.

Он сходит с коня, спешивает казаков, вливает ополченцев в ряды пехоты и, обратившись к остаткам своей героической армии: «Братья, пусть падет моя голова там, где падут ваши головы!»— ведет их в атаку до того стремительную, что захватывает вражескую артиллерию, выводит ее из строя, заставив пораженных турок застыть в замешательстве!

Охваченный неистовой злобой, он в момент исключительного напряжения собственноручно захватил у врага огромную крупнокалиберную пушку: так велика была физическая сила этого молдавского Геркулеса.

Затем, тесно сомкнув ряды, молдаване отошли в полном порядке на ближайшую возвышенность, на которой еще дымились руины села Рошканы, разгромленного татарской ордой.

Последняя атака перед отступлением, как и все остальные маневры этой достопамятной битвы, является блестящим свидетельством военного искусства Иона-Воеводы.

В более поздние времена знаменитый Монтекукули советовал:
«Старайся атаковать врага с необычайной свирепостью, в особенности, если думаешь после этого отступить».

Преклонимся поэтому перед Ионом-Воеводой, который понял это еще в 1574 году, в самый критический момент уже проигранного для него сражения, лишенный возможности руководствоваться Монтекукули, который изучал военное искусство столетием позже в тиши кабинета!.

Из 35000 войска у нашего героя осталось едва 7000.

Не менее 20 000 солдат погибло в течение полусуток, защищая три святыни, провозглашенные однажды Великим

Стефаном в его военных инструкциях: крест, родину и знамя!

Обосновавшись среди развалин села Рошканы, Ион-Воевода приказал окружить возвышенность окопами, расположив в них лучших стрелков из луков и ружей. Первая линия окопов проходила вдоль так называемого военного гребня, то есть верхнего края склона; затем следовала вторая линия и, наконец, резерв для оказания помощи в любом наиболее угрожаемом пункте обороны.

К вечеру турки и татары, пришедшие в себя после временного замешательства и погони за молдавскими кавалеристами, окружили новый стан Иона-Воеводы.

Французские войны в Алжире показали со всей убедительностью, как тяжело атаковать даже неукрепленные возвышенности, защищаемые простыми бедуинами. Тем более неприступной была позиция отряда молдаван численностью в несколько тысяч опытных бойцов, окопавшихся на возвышенности; кроме того, обороноспособности позиции молдаван способствовали и развалины. «Атака села стоит всегда жизни многих солдат»,— говорил Фридрих Великий.

Во время последней своей атаки Ион-Воевода привел в негодность большую часть турецкой артиллерии. Снаряды ос-тавшихся в действии турецких пушек падали среди развалин, не поражая укрывшихся молдаван, в то время как последние, сидя спокойно в окопах, посылали нечестивцам каждым своим выстрелом уведомление о смерти.

Историки обвиняют Иона-Воеводу в том, что он выбрал позицию, лишенную воды, и не принял мер для создания искусственных источников. Это обвинение может исходить только от людей, не знающих местных условий.

На всем протяжении Буджакской степи вода встречается так же редко, как и в центре Африки. В поисках источников на вершине холма нужно было бы копать очень глубокие колодцы, но даже если такая рискованная и очень тяжелая операция увенчалась бы успехом, разве одного колодца хватило бы для 7000 человек.

В течение трех дней и трех ночей Ион-Воевода отбил все атаки 200 000 турок.

Не имея ни капли воды, молдаване ожидали с нетерпением наступления ночи, чтобы расстелить на траве куски полотна: они освежали губы росой.

Не раз небольшие отряды молдаван во главе с Ионом-Воеводой выходили из окопов, с остервенением бросались на ближайшие, наиболее уязвимые вражеские посты, резали, убивали, уничтожали все, что им попадалось на глаза, и после этого, освирепевшие от пролитой крови, возвращались обратно, удовлетворенные, подобно Уголино из Дантова ада, пожирающего голову своего противника Руджиери.

В течение этих трех дней и ночей, достойных времен Горация Коклеса, Ион-Воевода мог бы спасти себя, если бы он хоть раз подумал об этом.

Зная турецкий язык, он мог бы под покровом ночи пробраться через стан врагов, как это сделал, например, Цепеш.

Но все его поведение показывает, что он был грозой только для нечестивцев, для бояр, для духовенства, но свой народ он любил больше, нежели самого себя.

На четвертый день турки начали переговоры.

Ион-Воевода показал посланцам свои позиции и численность своих храбрецов.

«Вы сами видите,—говорил он им,—что я в состоянии продолжать битву».

Затем он предложил им следующие три условия:

отпустить по домам всех солдат-молдаван с условием, чтобы к ним не прикасалась рука противника и чтобы их не преследовал когда-либо за прошлое будущий господарь Молдавии;
разрешить казакам вернуться к себе на родину;
самого господаря отправить в полном здравии непосредственно к султану Селиму...

Турки приняли эти предложения.

Беглербей Ахмед-Паша и Петр Хромой, ставший, таким образом, снова господарем Молдавии, поклялись семь раз каждый в точности выполнить эти условия.

Ахмед-Паша повторил семь раз клятву на книге Магомета.

Петр Хромой повторил семь раз клятву на Евангелии...

Со слезами на глазах, не в силах произнести ни слова, Ион-Воевода расстался со своими верными товарищами.

Казакам, пришедшим ему на помощь, он оставил все имевшееся при них оружие.

Молдаванам, своим братьям, которые сражались за свободу родины, он оставил память о себе как о великом господаре и неясную надежду на свое возвращение на трон Молдавии...

Наш герой был уверен, что ему при помощи искусной дип-ломации удастся вернуть расположение султана Селима, подобно тому, как в аналогичной ситуации Петр Рареш своим мужеством и красноречием сумел смягчить гнев султана Сулеймана.

Великие люди не впадают в отчаяние даже на острове Эльба!

Но пока что наступило расставание.

Казаки плакали; молдаване же не в состоянии были даже плакать| большое горе высушило их слезы.

Капитуляция при Рошканах напоминает другую капитуляцию, также заключенную с турками за три года до этого, когда Ион-Воевода находился еще в Константинополе.

После героической защиты крепости Фамагуста на Кипре, ее комендант Брагадино, которого вынудили просить капитуляции не силой оружия, а голодом, добился у нечестивцев согласия на свободный отвод гарнизона.

Турецкий главнокомандующий с большой легкостью подписал предложенные ему условия и с такой же легкостью поспешно нарушил свое слово: после освобождения крепости доблестный Брагадино и цвет венецианской молодежи погибли в страшных пытках.

Зная турецкое вероломство, Ион-Воевода не ограничился подписями вражеских генералов: он потребовал в качестве гарантии магометанскую и христианскую клятвы, повторенные каждая по семи раз Ахмед-Пашой и Петром Хромым, то есть главным его противником и соперником по престолу...

И что же, сделало ли все это договор более священным?

Мы рассказали о предательстве, расскажем теперь и о клятвопреступлении.

При Петре Хромом, чтобы возвести его на трон Молдавии по турецкому фирману — небывалое новшество в истории Молдавии, — находился первый ключник Оттоманской Порты, важный сановник, который стал впоследствии визирем, зятем и двоюродным братом султана...

Речь идет о Сципионе-Цигале, выходце из неаполитанской аристократической семьи, получившем после отступничества имя Джигала-заде, о молодом, холеном, распущенном юноте, обжоре и пьянице... но тем более всесильном при дворе такого султана, как Селим II.

Когда Ион-Воевода вошел в палатку беглербея, Ахмед-Паша находился там в окружении янычар, аг, баев, санджаков, которые собрались все как один, чтобы увидеть своими глазами грозного победителя у Жилиште, Браилы, Лэпушны, 'Бендер...

Турецкий главнокомандующий начал с упреков, но Ион-Воевода ответил ему с достоинством господаря, что по условиям капитуляции он будет отвечать только на вопросы самого султана.

Гордость нашего героя возмутила мусульман, но его величие, казалось, сковало им руки: они в недоумении смотрели один на другого, как бы подбодряя друг друга нанести первый удар; но никто не решался... Для этого требовался вероотступник; требовался кто-нибудь, потерявший человеческий облик, зверь, одурманенный опиумом; требовалось настоящее чудовище, способное пойти против чести и против клятвы.

Этим чудовищем и оказался главный ключник Джигала-заде.

Мунтян Петр Хромой призвал турок поднять оружие против героя Молдавии.

Итальянец Сципион-Цигала вонзил ему нож в сердце. Мунтян, итальянец, молдаванин...

Когда геркулес пал под предательским ударом кинжала неаполитанца Джигала, янычары, воодушевленные его при-[ мером, набросились на жертву, отрубили и водрузили на копье его величественную голову, которая еще совсем недавно вселяла в их души страх даже во сне.

Затем, как бы боясь, чтобы на обезображенном туловище не выросла вторая голова, они привязали его труп к хвостам двух верблюдов и погнали их в противоположные стороны: тело господаря было разорвано на куски.

После того как это финальное зрелище охладило головы I нечестивцев, они не могли не почувствовать своего ничтоже-1 ства по сравнению с великим мужеством усопшего.

Считая, как видно, что доблести Иона-Воеводы покоятся в костях, из которых он был сложен, и в крови, которая текла в его жилах, они разделили между собой, как мощи, обломки его костей и смочили свои сабли его кровью, обращая мольбу к Аллаху, чтоб тот дал им всем сердце этого господаря.

Палачи завидовали своей жертве.

При жизни Иона-Воеводы турки, бояре и монахи питали к нему глубокую ненависть.

После его смерти враги-чужеземцы показали себя более благородными, чем враги-соотечественники.

В то время как янычары боготворили останки витязя, чо-кои, одетые в боярские кафтаны и в церковные рясы, решили, что пришел момент надругаться над тем, на кого они до последнего времени боялись даже взглянуть.

Чтобы подорвать, славу господаря после его смерти, они распространяли в народе злостный анекдот, что будто бы Ион-Воевода в тот момент, когда его раздирали верблюды, воскликнул: «Во многих ужасных убийствах повинен я, но до такого не додумался!»

Но кто, собственно, мог произнести эту дикую и зверскую шутку: обезглавленное туловище или голова, лишенная туловища?

Не в первый и не в последний раз бессильная ненависть прибегла к кощунству!

Летописец Уреке, как мы уже говорили однажды, был эхом аристократической партии.

Он не только оскверняет последние моменты жизни Иона-Воеводы, но пытается также оправдать подлое национальное предательство пыркэлаба Иеремии Голии.

Когда речь идет о продаже туркам переправы через Дунай, барин-историк с преступным простодушием заявляет: «Трудно тем, которых мало, остановить тех, которых много, слабым остановить сильных; вначале перешли вооруженные ружьями янычары и пехота, чтобы защищать корабли, а затем прибыло сюда и все остальное турецкое войско; пыркэлаб Иеремия, видя, что не может остановить их, повернул обратно...»

Когда же Уреке доходит до описания предательства пяти кавалерийских полков, он даже не упоминает имени пыркэлаба Иеремии Голии, мимоходом обронив следующую туманную и упрощающую дело фразу: «говорят, что в начале сражения группа молдаван перешла к туркам...»

После битвы при Рошканах Петр Хромой поспешил послать в Яссы каймакана, чтобы стеречь для него трон Молдавии. Это был один из подлых предателей Иона-Воеводы, стольник Билэе, возведенный теперь в чин великого ворника Нижней Молдавии вместо доблестного Думбравы.

Не только храбрецов Катульской битвы, не только «Бра-ев по кресту» Иона-Воеводы, которых обезоружили с помощью клятвы, и затем, нарушив ее, истребили, постигла участь обычных преступников, осужденных на смерть и лишенных возможности защищаться; не только на берегах Кагульского озера и на руинах села Рошканы лилась самая чистая кровь и пали самые благородные головы Молдавии, нет! «Татары так разграбили всю страну,— говорит молдавская хроника,— что она опустела, как никогда прежде, мирное население было застигнуто врасплох у себя на дому, и с тех пор между Прутом и Днестром оно так поредело, что и поныне не может пополниться».

Петр Хромой, во главе турецкой орды, с кощунственным безразличием наблюдал за тем, как враги христиан обагряли его дорогу в Яссы к княжескому престолу потоками крови и сооружали ему триумфальные арки из отрубленных голов молдаван.

Смерть Иона-Воеводы послужила знамением гибели для рех его министров, до конца верных зарнице национального освобождения: Винтилы-Воеводы, ворника Думбравы, епископа Исайи Радауцанского...

Бывший мунтянский господарь, изгнанный одновременно со своим братом Петром Хромым, направил теперь против Бухареста турецкую армию.

Хотя Винтила-Воевода имел при себе только ворника Дум-браву и небольшой отряд молдаван, все же сражение, разразившееся на восточной окраине столицы, было до того ожесточенным, что победитель решил увековечить его память, построив на месте, где произошла битва, храм имени Раду-Вое-воды и установить новый ежегодный праздник, сохранившийся до сих пор под названием «Мошь»...

Ворнику Думбраве удалось бежать в Трансильванию. Он рассчитывал, что бывший его противник по сражению при Жилиште окажется достаточно великодушным и предоставит ему убежище.

В Трансильванию был послан мунтянский боярин Ивашко Г'олеску; при его посредничестве ворника Думбраву выдали в руки врагов.

Нарушая общепринятые священные правила, трансильванский бей Стефан Баторий передал мунтянскому послу ворника Думбраву.

Как только достойного товарища Иона-Воеводы доставив ли в Бухарест, ему отрубили голову.

Владыка Исайя Радауцанский сразу же был лишен Петром Хромым сана епископа, и с тех пор имя этого искусного дипломата, ведшего переговоры с Польшей и Москвой, окончательно исчезает из анналов истории Молдавии...

В этом горестном перечне мы не можем не упомянуть доблестного Свирчевского.

Он заслуживает того, чтобы быть причисленным к святым: эпитет, который наш народ в древние времена давал не лицемерным аскетам, а только защитникам родины.

После Катульской битвы Свирчевский, выдвинутый гением Иона-Воеводы, больше не появляется на сцене истории; он исчезает одновременно со своим покровителем...

Другой казак, матрос Покотило, победитель в битве при Аккермане, увидев, что он сам не в состоянии помешать переправе через Дунай колоссального турецкого войска, покинул Галацкий порт, где он стоял в засаде, н... исчез для потомков!

Безвременно погибло тогда и нежное создание, о котором мы не упомянули ни слова в этой трагедии, разыгранной характерами либо чересчур великими, либо чересчур низменными, но только мужскими; мы оставили для него финал, полный пафоса.

Речь идет о женщине, которая так горячо любила Иона-Воеводу, что сопровождала его во всех сражениях с грудным ребенком на руках...

Только не возгордитесь, волошанки; она была другой нации, белокурая, меланхоличная саксонка из Трансильванип.

В разгар последнего сражения ее охватило пророческое предчувствие, возможное только при исключительно сильной и чистой любви — будь то любовь к мужчине, к родине или к самому господу богу! «Боясь предательства среди бояр, она не разрешала Иону-Воеводе, — как говорит молдавская хроника,— оставаться в рядах кавалерии».

Попав в плен и утратив свое счастье, она была отправлена в Константинополь, где след ее растаял навеки. Уместно, вспомнить при этом слова поэта Болинтиняну;

«Как милый призрак, явленный во сне,

Скользя среди могил, ты шепчешь: я жива!..»

Ее ребенок, рожденный на поле битвы, был воспитан в гареме одного паши.

Двадцать пять лет спустя Турция, считая, что этот отпрыск славного молдавского господаря, выросший и воспитанный на чужбине, не унаследовал темперамента своих доблестных родителей, сделала его господарем Мунтении.

Он правил немногим более года, не совершив ровно ничего, и только хроника запечатлела его под прозвищем «Стефана Глухого».

И действительно, он был глух к зову своего высокого происхождения, он был глух — этот презренный сын героя-отца и героини-матери, носивший к тому же, как бы в насмешку, славное имя великого Стефана!

Иней рабства заставляет блекнуть даже самые прекрасные цветы!

От незаконной, но страстной и поэтической любви молодой немки перейдем к прозаической женитьбе Иона-Воеводы на дочери крупного боярина Лупя Хуру.

Жена господаря со своим сыном Петром, которого народ избрал наследником молдавского престола, укрылась от опасностей войны, как уже упоминалось, в неприступной Хотин-ской крепости, расположенной на границе с Польшей.

Тесть господаря как человек, кровно заинтересованный в спасении своей дочери и своего коронованного внука, сам командовал крепостью.

Семьи наиболее видных бояр* также нашли себе убежище около семьи господаря.

Когда до них дошла печальная весть о поражении у Катульского озера, все они перешли Днестр, захватив с собой княжескую казну; их сопровождали 200 польских шляхтичей, составивших личную гвардию несчастной вдовы; семья господаря поселилась в имении польского магната, старого друга Иона-Воеводы.

Турция несколько раз безрезультатно настаивала па выдаче ей беглецов, в особенности жены господаря с сыном и имуществом Иона-Воеводы; гостеприимный магнат, верный памяти своей дружбы, каждый раз отклонял требования как Оттоманской Порты, так и самого польского короля, пока, чтобы положить конец угрозам, он не женился на вдове молдавского героя и, таким образом, спас ее от языческого рабства.

Вдова Иона-Воеводы стала женой Кристофа Струса.

Струе был дорог ей не только потому, что спас ее; он обладал еще одним качеством, делавшим его достойным такой жены: его предки отличались исключительным героизмом, и в Польше вошло в поговорку, что каждый член семьи Струсов обязательно погибает на поле битвы.

Двадцать четыре члена этого семейства погибли в сражениях с иноверцами.

Тридцать лет спустя, когда тогдашний господарь Молдавии Арон-Воевода находился в Константинополе, приемный сын Кристофа Струса, наследник Иона-Воеводы, собрав небольшой отряд казаков, вторгся в Молдавию, чтобы захватить родительский трон. Он княжил всего лишь два месяца. Не в состоянии противостоять армии, в сто раз превосходящей его собственную, он вернулся в Польшу, где был арестован и сослан в Мариенбургскуго крепость.

Странное стечение обстоятельств: он попал как раз туда, где провел молодость его прадед и тезка, знаменитый Петр Рареш.

Эпилог

До настоящего времени Иону-Воеводе уделялось мало внимания в национальных летописях; это упущение чувствовалось и во всемирной истории...

Его деятельность как господаря Молдавии оценивалась по злостным свидетельствам его врагов: бояр, фарисеев или иноземцев.

Точно так же один из величайших императоров Римской империи в период ее упадка, Юлиан Отступник, оставался осужденным в течение многих столетий, пока наконец не появились Бейль и Вольтер, которые вернули Цезарю цеза-рево...

Заслуги Иона-Воеводы как полководца злоумышленно принижались поляками, которые выступали то его беспомощными противниками, то его вероломными союзниками, пытаясь и в том и в другом случае приписать себе, если не полностью, то в значительной мере, его славу, и не в меру кичились заимствованными павлиньими перьями...

Только настоящий демократ может понять заслуги Иона-Воеводы как администратора, реформы которого предвосхитили учение Сен-Симона:

«Не допускайте, чтобы бедняки, отдавая последнее, увеличивали излишества богатых;

не допускайте, чтобы крупные мошенники становились судьями над мелкими проступками, не допускайте, чтобы невежество, суеверие, лень и разврат, рождаемые в великосветских салонах, попирали бы мораль и таланты, выходящие из темноты хижин...»

Только настоящий солдат может разобраться в войнах Иона-Воеводы, о которых рассказывали до сих пор всякие небылицы; но в них истинные знатоки военного искусства находят с удивлением изумительное разнообразие тактических приемов, объединяемых каждый раз единым замыслом...

Правда, как полководец Ион-Воевода после замечательных побед потерпел поражение...

Не всегда успех является уделом великих людей; очень часто великие бывают несчастливцами, которые, умирая, оставляют после себя посев, урожай которого, заложенный с таким трудом, имеют счастье собирать очень посредственные наследники...

Но вы не найдете в истории хотя бы одного правителя, который со столь малыми возможностями добился бы в мирное время и во время войны, как администратор и как полководец, в течение всего лишь двадцати восьми месяцев более внушительных административных реформ и побед на поле брани, чем Ион-Воевода!..

Те, кто по-настоящему жаждут чего-нибудь, способны в короткий срок сделать из ничего многое и великое.

1865